На электронный адрес радиостанции поступило очень интересное письмо с рецензией на новую книгу героини нашей программы "ТВОЙ ЧАС" Лидии Рыбаковой. Сегодня мы представляем ее вашему вниманию.
Редактор радио, Ольга Стефанович.
Ветер времен седой
Конечно, я обрадовалась, узнав, что у Лидии Рыбаковой вышла новая книга: не один год интересуюсь Лидиным творчеством — эмоциональное, чувственное в нем органично переплетено с тем, что подталкивает к размышлению.
И вот мой
взгляд ощупывает обложку поэтического сборника. На картинке — изысканная
янтарная брошь или нечто, не менее драгоценное. Внутри теплого медового марева различаю
закатное море, на его фоне — силуэтом — целующихся мужчину и женщину. Ниже
надпись: «Земля влюбленных». Многообещающе!
Перелистываю
страницы поэмы «Янтарный замок»:
Там, где
выцветшие дюны
сбились в
тесную отару,
где сердца
людские юны,
а легенды
очень стары,
где в
оправе сосен медных
воды
Балтики — агатом…
Вдруг начинаю
понимать, что читаю особенную книгу — структура текста напоминает ожерелье из мелодичных
песенных бусин, нанизанных на суровую нить балтийского эпоса. И это именно причудливое
ожерелье, а не пересказ эпоса хорошим русским языком: автор поставил и решил гораздо
более сложную художественную задачу — заново переосмыслил предание и осовременил
его.
Словно
дождь, звенели струны.
Пел рыбак
— и не заметил
света глаз
зелёных, юных,
самых
ясных глаз на свете…
Русалка
Юрате влюбилась в рыбака Каститиса. Она — дочь бога-громовержца Перкунса, он — смертный
сын бедной вдовы Сигуте. Молодые герои равны друг другу красотой и благородством
характеров, но они существуют в непересекающихся мирах. Как же трудно будет им дотянуться
друг до друга!
Автор
рисует бога Перкунса добрым отцом: он не наказывает дочь за недостойную, с его
точки зрения, страсть к человеку, но пытается ее отвлечь. Строит для Юрате прекрасный
янтарный замок и обещает выдать замуж за любого, кто ее развеселит. Скрепя
сердце, держит слово, хоть и не считает Каститиса парой своей дочери.
Каков мир
богов, по Лидии Рыбаковой?
Там —
начало всей Природе.
А в конце
— мы все там будем.
Называют
Беловодьем
и Буяном
остров люди.
В центре —
сам отец растений,
силой
жизни напоённый.
Ось миров,
Носолум древний,
царь дубов
вечнозелёный…
В песне
«Три сферы мира» невзначай приоткрывается потайное отделение «Янтарного замка».
Величественное древо жизни уходит корнями в темные нижние миры и достает кроной
до светлых небес. Это мировая вертикаль, разделяющая верх и низ и удерживающая
равновесие между ними. Любовь русалки и человека завязывает вертикаль в тугой
узел, сводя в одну точку светлое и темное. Недаром пророчила Гильтине-смерть: и
богов настигнет кара, если они сойдут со стези, предписанной властительницами
судеб (их колоритный портрет нарисован в песне «Судьба»):
Чуть не
брызжет силой зрелой,
с ликом
ярым и зовущим,
крутобёдра,
полнотела,
в центре —
Матерь
всех живущих.
Ловко,
устали не зная,
нить сучит
— и веретёнце
кружит,
судьбы навивая,
и жужжит,
как шмель
под солнцем.
Рядом с
ней — отроковица,
у неё кудель.
Ей тяжко,
еле
держит!
Аж кривится,
так
старается, бедняжка.
Третья —
древняя старуха,
от неё
подмоги мало:
слушает
она вполуха,
смотрит
мимо...
Не пристало
ей
работать
— возраст вышел —
и в
безделье, словно гостья,
головой
трясёт, чуть дышит,
и на
солнце греет кости.
Но порою
встрепенётся,
схватит
нить рукою жадной,
да и
дёрнет...
Оборвётся
чья-то
жизнь...
Отменить приговор
рока не в силах даже могущественный Перкунс — у любви Юрате и Каститиса нет
будущего. Новоиспеченный муж несчастлив в янтарных покоях, он тоскует по берегу
и горюющей матери. Без любимого не мило подводное царство и русалке-жене. Минутный
гнев, спровоцированный злобной Гильтине, заставляет Перкунса поразить сбежавшую
дочь молниями:
—
Возвратись! — шипели искры.
— Поверни!
— гремели громы.
— Дочь!
— кричал отец, неистов, —
Дочка! для
тебя хоромы
строил!
Дочь! Вернись: я знаю,
каждый
платит за беспечность:
мимолётна
страсть земная,
а тебе —
открыта вечность!
Как отмечалось
выше, Юрате Лидии Рыбаковой отличается от классического образа: она не только женственна
и чиста сердцем, но и независима в поступках. Дочь грозного отца смеет полюбить
первой и лишь через время добивается взаимности. Она отважна и жертвенна, всем
рискует ради любимого и погибает, спасая его:
— Высока
цена свободы:
жизнь за
краткое мгновенье.
Пусть
следы размоют воды,
ухожу без
сожаленья.
Я горда,
что мы посмели!..
Каститису тоже
присущи черты современного мужчины: он мыслитель и поэт, но не воин, каких воспевает
эпос:
Пал
Каститис на колени.
Кулаки
сжимал, стеная:
— Как я
мог хоть на мгновенье,
пережить
тебя, родная?
Небеса! Вы
бессердечны!
Жизнь
людей для вас потеха…
Так оплакивали
погибших героев верные жены и возлюбленные древности…
Смолк
старик — и только пальцы
жили будто
бы отдельно:
пел и
плакал старый канклес
о любви,
что беспредельна,
о
родителях и детях,
о любви к
родному краю…
Потерявший
Юрате Каститис посвятил себя слаганию сказания о ней — интересно, правильно ли
поняла я намек автора? Но даже если и не совсем правильно, второй вывод из
прочитанного не вызывает у меня сомнений: поэзия вообще, и поэзия любви в
частности, неподвластна Гильтине-смерти, она свободно парит над житейским и побеждает
вопреки его логике.
Отзвучали
последние строки «Янтарного замка», но путешествие по «Земле влюбленных» продолжается.
За поэмой следуют стихотворные баллады. Полные мистики, литературных аллюзий,
они выразительны и мудры.
Герой
«Волчьей ночи», не зная, что любимая жена — оборотень, вытаскивает заговоренный
нож из деревянной колоды и обрекает ее навсегда остаться волчицей. Героиня стихотворения «Это я!» — тоже оборотень, в страхе заклинает любимого:
Отправляйся
домой.
Отдохни до
зари.
Сквозь
прицел,
друг родной,
на меня не
смотри!
Рискну
предположить, что порой наши современницы, не имеющие отношения к оборотням, молят
мужей приблизительно о том же.
Или история
сильно полюбившейся мне «Евы»:
Она
родилась в чужом саду.
Она не
знала,
что из ребра.
И — может
быть, на свою беду —
была
задумчива и добра.
Она нашла
угасший очаг…
Нелегка
женская доля, но она многому учит — например, любви вопреки ревности, страху,
взаимному непониманию:
Про змея с
яблоком — всё враньё.
Сказка и
сказка,
для малышей.
В небе —
тощее вороньё.
В зрачках
— зола отгоревших дней…
Женщина и
любовь неразделимы, поэтому такой естественной выглядит концовка «Евы»:
...В ушах
стучало: огня, огня!
Я вся горю
— отчего так?
Адам,
верни,
догони меня!
Мне же не
жить без тебя,
дурак...
Интрига баллады
«Вампум» несравнимо сложнее: валлийский принц Мэдок Гвинедд получает от
индейского вождя послание-вампум с предложением руки его дочери — ведь Мэдок
похож на Кецалькоатля и, по мнению индейцев, является его воплощением:
Божественный
Змей! Ты живёшь далеко,
ты вышел
на берег морской далеко,
но птицею
весть долетела легко
о боге,
чья кожа как молоко,
а кудри —
как злато,
с брадою
богатой,
торчащей,
как будто маиса ростки…
Перед тем,
как добраться до адресата, вампум проделал длинный путь: за него заплачено
жизнями многих гонцов. Единственный выживший влюблен в обещанную Кецалькоатлю невесту.
Выполнив свой долг по передаче послания, гонец убивает соперника и гибнет от
руки его свиты. Не желая предать любимого даже ради всесильного бога, кончает с
собой и дочь вождя. А ведь Мэдок мечтал вовсе не о ней, а об оставленной дома
невесте:
валлийке,
чья кожа как молоко,
чьи волосы
— злато
и тело —
богато,
румянец
нежнее, чем роз лепестки.
Валлийская
девушка тоже стала жертвой столкновения не понимающих друг друга культур —
разве нас не потрясает подобными сюжетами сегодняшний день?
Все до
одной баллады сборника удались. Хороши и оптимистичная «Песня миннезингера», и ностальгическая
«Бетси Логан», и тоскливая «Сольвейг», и загадочная «Девять жизней»:
Жизни листаешь нервно ты:
каждая —
краткий стон…
Помнишь ли
имя первое,
главное
из имён?
Знаешь
свои рождения?
Или,
как сизый дым,
их унесёт
забвение
ветром времён
седым?
Похоже,
«ветер времен седой» не только уносит, но и возвращает забытое. Воплотившаяся в
новые формы старина становится частью современного мира. Восемь не слишком
счастливых жизней на земле за спиной у извечной женщины — разве может не
повезти ей в девятой, которая пока в
самом начале?
«И снова в
жизнь…» — это устремленное в будущее одностишие завершает книгу, корни которой
растут из прошлого, а душа принадлежит настоящему. Мастерски рифмованные и
ритмизованные стихотворные распевы, дополненные символичной графикой Яны
Казаченко, сливаются в единый образ изменчивой женской вселенной.
В
очередной раз убеждаюсь, что Лидия Рыбакова пишет философские стихи, которые
следует смаковать, а не просматривать мимоходом: каждое оставляет долгое тонкое
послевкусие — нет-нет да всплывет в памяти понравившаяся строка.
Ирина Лежава,
писатель.